20
Ну, конечно, влюбилась! Сразу и бесповоротно. Как в Эдика. Как в Олега. Чёрт бы их побрал!
Нет. Так нельзя! Она укусила себя за язык. Во-первых, нельзя чертыхаться. Во-вторых, нужно взять себя в руки и не смотреть на него взглядом заблудшей овечки, которой только что открылась истина. В-третьих,... Что в третьих? Что... Ах, да! Матушка говорила, что он голодный. Значит, надо кормить. С сожалением оторвав от него взгляд, она вместо поклона присела и прошептала:
- Я уже и на стол всё собрала.
Он опять улыбнулся так, как могут улыбаться только священники. Сниходительно-ласкающе и проговорил:
- Я ненадолго в храм. Помолюсь, приду и будем ужинать. Машенька...
Машенька! Так её только отец в детстве называл, а ещё бабуля, да вот Агафья. Машенька! Как в сказке. Машенька! Она впорхнула на крыльцо, затем в избу. Всё делала правильно: вот его стул. Агафья говорит: священнику положен отдельный стул. Вот его ложка... А что тут удивительного? У неё отец хоть и не священник был, а всегда за столом на одном месте сидел. Напротив Марийки. Ложки, правда, у него "личной" не было. Зато кружка для чая... И попробуй кто возьми!
Вошла Агафья. Устало опустилась на лавку. Укоризненно или согласно закачала головой:
- Умерла наша матушка Ксения. Царство небесное. Освободил Господь милостивый от ноши бренной. Освободил...
Марийка, всё ещё не понимая, о чём речь, переспросила:
- А кто эта, матушка Ксения.
- Жена батюшки. Вишь, приехал. На нём лица нет. Понимает, что Господь милосердно поступил, но всё ж-таки страдает. Мается.
Марийка тоже присела на лавку. Как же так?! Разве ж Акулина не обещала ему, что жена поправится, если он свой грех искупит. Выходит, не права была праведница. Ошиблась? Матушка Агафья поднялась, перекрестилась на икону и прошептала:
- Господь всякому посылает столько мук, сколько человек в состоянии вынести. Значит, она свои "муки вынесла", а его ещё впереди.
На крыльце послышались шаги. Женщины замолчали. Вдруг Марийка спохватилась: что делать-то? Как себя вести? Агафья шепнула: встанем, помолимся и ужинать начнём. Пусть поест хорошо. Он девять дён постовал.
Когда отец Андрей входил в Агафьину избушку, ему пришлось наклониться, и Марийка заметила седые прядки волос, плавно переходящие от висков в бороду. За ужином, в основном, молчали. Андрей и Агафья перебрасывались немногословными фразами: Что да как? Где похоронил? Долго ли болезная мучилась. Оказалось, нет. Перед кончиной в себя пришла, всех узнала, причастилась. Ему на прощание руку поцеловала, а потом сказала: как же я устала. Ушла в свою келью и умерла во сне. Господь милостив, он такую смерть лишь праведникам посылает. Марийка слушала, понимала, что она здесь абсолютно чужая. Не слушать бы ей всё это. Но подняться и уйти не решилась. Так и просидела, тупо уставившись в одну точку, не имея сил жалеть эту неизвестную ей Ксению. Наконец, разговор пошёл о другом. Андрей встрепенулся, когда взглянул на Марийку, словно только её заметил и спросил:
- Машенька, Агафья сказывала, что у тебя дочка есть. Как зовут девочку?
- Лизонька,- будто проглотив что-то, шепнула Марийка.
- Елизавета, значит. Хорошее имя. В честь кого-то назвала или просто нравится.
- В честь бабушки... моей.
Он кивнул:
- Отличный небесный покровитель у этого имени, как, впрочем, и твоего. Налей-ка мне ещё чайку. Пить хочется.
Марийка трясущимися руками подала ему чай и почувствовала, как и у самой в горле пересохло.
- Крещёная? Дочка-то?
- Нет,- едва выдохнула Марийка. И увидев его сочувствующий взгляд, добавила:
- И я тоже...
- Это я уже понял...
- Как это возможно? Или у меня шишка на лбу?
- Почему шишка? - он удивлённо вскинул брови.
- Моя бабуля говорит: некрещёный лоб, он, все шишки собирает...
Отец Андрей вдруг засмеялся:
- Вообще-то права твоя бабуля. Но я по другим признакам распознал. В алтарь зашёл, а чайника на привычном месте нет. Значит, кто-то побывал. Знающий не зайдёт...
- Пить хотелось очень. Меня как магнитом туда потянуло. Если бы ни эта вода, не дожила бы до утра. А это грех?
- Грех по неведению - небольшой грех. Но впредь остерегайся.
Марийка кивнула. Он поднялся, перекрестился. Пойду отдыхать, да и вы тоже отдыхайте. Завтра день трудный.
Марийка прибрала посуду. Повторила вместе с Агафьей "урок" (несколько главных молитв) и вышла на улицу, подышать свежим воздухом перед сном. Знала, что не уснёт. Проходя мимо храма, заметила, что в алтарной части светятся окна. Жаль высоко. Не достать. А то бы подсмотрела. Хотя, что смотреть? И так понятно: он там о жене молится.
Долго ворочалась с боку на бок. Снова выходила на улицу. Видела: не спит. Молится? Или "мается"? Как она, Марийка... Только она о нём. А он о той... о Ксении.